Промышленная резка бетона: rezkabetona.su
На главную  Энергетические ресурсы 

Экономические итоги 2006 года дл

Выступление В.Милова на презентации доклада Института энергетической политики «Экономические итоги 2006 года для энергетического сектора»

 

Москва, 18 января 2007 г.

 

В.Милов. Добрый день, коллеги. Япредложил вам всем оторваться от работы и посвятить пару часов разговору об энергетических проблемах, которые, на самом деле, мне кажутся важными, потому что 2006 год действительно подтвердил некоторые тенденции развития нашего энергетического сектора, которые, вполне возможно, будут существенно влиять на то, что происходит дальше с нашей экономикой. И мне хотелось бы вот такой представить вам ранний анализ, который, на мой взгляд, дает ряд конкретных ответов на некоторые вопросы по поводу того, что же в нашей энергетике происходит; и, может быть, дает принцип. возможность избежать некоторых неверных интерпретаций, которые, я думаю, сейчас будут массовыми. Ну вот, например, у нас второй год, как темпы роста добычи нефти резко снизились и составляют чуть больше двух процентов. Появилось много комментариев о том, что так и должно быть, что мы не можем больше расти высокими темпами, мы устали, и мы и так хорошо выросли в начале 2000-ых годов… Вот, в частности, я должен этот тезис опровергнуть, он неправильный. И есть ряд других таких важных особенностей. Мне кажется, важно посмотреть на всё, что происходит в энергетике в комплексе, чтобы избегать таких фрагментарных подходов при анализе. Надеюсь, что вот тот анализ, который мы сделали, для вас будет полезен.

 

Прежде всего, я хотел сказать, что слышал массу комментариев о том, что для экономики в целом (с чем я согласен) 2006 год был весьма успешным. Этого никак нельзя сказать об энергетическом секторе. То есть, вот как раз здесь ситуация достаточно контрастна. И хотя удалось избежать таких серьезных потрясений, которые некоторые эксперты предрекали на ушедший год, то есть, ничего такого, то есть, никаких катастроф, конечно, не было, но, с другой стороны, развивался ряд весьма серьезных негативных тенденций, которые в состоянии сильно подорвать базу для, прежде всего, долгосрочного развития нашей энергетики, и поставить нас, во-первых, в такую, достаточно напряженную ситуацию на ближайшие 5-6 лет, а в долгосрочном плане просто поставить под вопрос реализацию российского энергетического потенциала.

 

Прежде всего, это передел собственности, который продолжается в нефтегазовом секторе и который в состоянии достаточно плохо отразиться на дальнейшем развитии, несмотря на то, что некоторые позитивные показатели деятельности энергетики все-таки сохраняются – в основном, они характерны для тех секторов, где работают частные компании, не контролируемые государством. но же этот сектор под давлением возрастающей роли государства сжимается, что пока в целом не приводит к позитивным последствиям, хотя есть и некоторые интересные исключения (мы о них поговорим). Кроме этого, есть ситуация закрытия дверей для иностранных инвесторов, что крайне осложняет наше более далекое будущее, за пределами вот этих 5-6 лет, поскольку те ресурсы, которые у нас на данный момент не находятся в разработке, в нефтегазовой сфере, прежде всего, они весьма сложные для разработки, и разработать их «своими руками» будет тяжело. (Тоже несколько слов поговорим об этом).

 

Кроме этого, важная часть энергетической политики – реформы в монопольных секторах – оказались окончательно отложенными. Прежде всего, конечно же, это продолжающаяся история с просто системным отказом властей от газовой реформы и заменой ее… Вот я помню, четыре года назад обсуждали альтернативу – что делать: просто цены повышать или реструктуризировать газовый сектор? Сейчас окончательно принято решение о том, что все-таки власти будут идти по стратегии повышения газовых цен без реструктуризации. То есть, ни на какие реформы в газе можно не рассчитывать. Ну, и на самом деле, был принят ряд решений, которые, по сути дела, дают понять, что реформа в электроэнергетике, с позиции таких серьезных, кардинальных шагов к рынку, откладывается, как минимум, до 2010-го года. А это значит, что это уже будет происходить в условиях нового политического цикла, и вообще не понятно, что там будет происходить, и будет ли какая-то реформа продолжаться… В это же время, как раз в прошлом году вот в тех монопольных секторах, которые должны были пройти через реформы для того, чтобы привлечь инвестиции, стать более эффективными, более прозрачными, – там как раз из-за того, что откладывались реформы все эти годы, и начали проявляться такие негативные сигналы, о чем мы, безусловно, поговорим.

 

То есть, картинка такая, не весьма впечатляющая, достаточно напряженная. На мой взгляд, контрастная с тем, что происходит в экономике в целом, где действительно видны многозначительные признаки благополучия и достаточно благоприятной ситуации.

 

Ну, вот давайте начнем с нашего нефтяного сектора. Так мы все-таки, несмотря на некоторые оптимистичные прогнозы, которые раздавались примерно год назад, и не перепрыгнули планку добычи нефти в 10 млн. баррелей в день, хотя, на самом деле, могли. И вот подробней сейчас поговорим, что же нам помешало это сделать.

 

Вот видите, здесь в верхней части графика красная кривая демонстрирует, где могла бы быть наша среднесуточная нефтедобыча в случае, если бы все дочерние компании ЮКОСа добывали нефть хотя бы на уровне сентября 2004-го года: мы бы уже достигли 10 млн. баррелей в день. Но, к сожалению, вот в течение всего прошлого года нефтедобыча, практически, стагнировала, а в конце года, в четвертом квартале начала опять «заваливаться».

 

И, на самом деле, если посмотреть на первопричины этого, то видно, что есть понятный сектор, состоящий, буквально, из нескольких нефтедобывающих компаний и предприятий, которые показывают негативные результаты, по сути дела, вносящие базовой вклад вот в то, что сектор нефтяной не может показать более позитивную динамику. Вот здесь основные из этих падающих компаний показаны. И очевидно, что все из этих компаний ощутили на себе в прошлом и позапрошлом годах проблемы, связанные с переделом собственности.

 

Конечно же, самое серьезное падение добычи было на дочерних предприятиях ЮКОСа, что, вообще говоря, действительно, такое удивительное дело. Вот власть начала дело ЮКОСа летом 2003-го года. С тех пор прошло уже… Ну, скоро четыре года пройдет, как вся эта история продолжается. ясно, что она несет в себе крайне плохие последствия просто для здорового функционирования самой нефтяной индустрии. То есть, как минимум, два очень крупных нефтедобывающих предприятия с добычей, примерно, 25 млн. тонн в год (а в лучшие годы – больше тридцати), оказались в тяжелейшей финансовой ситуации. Сейчас там проходит процедура банкротства – самый сложный способ, на мой взгляд, ликвидации ЮКОСа и передача его в государственные руки. Ясно, что эта ситуация продлится так же долго. То есть, мы будем свидетелями этого продолжающегося падения.

 

При этом, оставшиеся «дочки» ЮКОСа – «Самаранефтегаз» и «Томскнефть» – это, в общем-то, весьма неплохие предприятия. Что касается «Самаранефтегаза», то, по крайней мере, она является одной из лучших поволжских нефтедобывающих компаний. Понятно, что Поволжье – это не самый перспективный в плане роста добычи регион, но, по крайней мере, видно, что другие поволжские компании, как минимум, не падают по добыче так сильно; и известная информация о потенциале «Самарнефтегаза» позволяет сделать вывод, что в принципе у компании был потенциал для того, чтобы в течение достаточно длительного времени поддерживать добычу примерно на стабильном уровне.

 

Что касается «Томскнефти» – это вообще весьма хорошее, весьма перспективное добывающее предприятие, которое действительно, могло бы показывать неплохой рост. Но, тем не менее, из-за финансовых трудностей, которые сложились, и из-за налоговых претензий, и из-за банкротства,.. и, кстати, весьма важно, из-за того, что ЮКОСу, практически, блокируют доступ к экспорту сейчас. То есть, если вы, например, посмотрите на структуру доступа российских нефтяных компаний к экспортным трубопроводам для прокачки нефти на экспорт, то видно, что ЮКОС в 2005-2006 годах (ЮКОС, оставшийся без «Юганскнефтегаза»), только для 10-20 процентов добываемой им нефти получал доступ к экспорту. Т.е. очевидно, что в данной ситуации и этот рычаг [доступа к экспортным нефтепроводам – прим. ред.] опять используется структурами, близкими к государству, для того, чтобы регулировать рыночные позиции тех или иных компаний. Это серьезно повлияло негативным образом на выручку и «Самаранефтегаза», и «Томскнефти» – их заставляли поставлять нефть на внутренний рынок вместо экспорта. В результате, мы наблюдаем то, что мы видим. Эти результаты, конечно, крайне негативные.

 

И мы видим так же и то, что, на самом деле, ничего хорошего особенно не получилось с попытками (да и, в общем, не было этих попыток), действительно, как-то стабилизировать ситуацию с добычей нефти в Ноябрьске, т.е. «Сибнефти». Т.е., по сути дела, новые хозяева в основном занимались, там, переименованием, борьбой за руководящие посты, планами строительства небоскреба в Петербурге. И при этом неплохое предприятие, каким является «Ноябрьскнефтегаз» – которое, кстати, начало по добыче падать позже, например, чем «Юганскнефтегаз» (мы сейчас поговорим о «Юганске», как он опять начал расти) – ничего похожего в «Сибнефти» не происходит. Т.е. явно, что «Юганскнефтегазу» достался лучший хозяин, чем «Сибнефти», и, несмотря на то, что у «Сибнефти» сохранялись определенные перспективы роста, на практике они не реализуются. Самое неприятное, что начала падать так же и «Славнефть». Это достаточно такая, в хорошем состоянии находящаяся компания на данный момент, которая в предыдущие годы показывала – скажем, в 2003-2004 годах темпы роста добычи в «Славнефти» были одними из самых высоких вообще в отрасли, эта компания, по-моему, была даже на первом месте по темпам роста добычи – к сожалению, она сейчас тоже сваливается, что явно связано с тем, что эффективность управления этой компанией после прихода новых собственников (как известно, «Сибнефть» владеет половиной «Славнефти») резко снизилась.

 

На самом деле, это всё непосредственно влияет на те цифры роста, которые мы видим при анализе большой картины, потому что, например, в случае с «Самаранефтегазом» и «Томскнефтью» мы потеряли за последние 2,5 года, начиная с сентября 2004-го года (сентябрь 2004-го – это такой был landmark, это такой некоторый был пик, после которого начались первые признаки падения добычи нефти, связанные, прежде всего, с первыми финансовыми трудностями в ЮКОСе, и, видимо, тем, что ситуация в «Сибнефти», где предыдущие хозяева просто не занимались инвестициями и не думали о будущем, а думали о том, как бы продать компанию, дошла до ручки) – вот где-то с сентября 2004-го года сначала в ЮКОСе, позже в «Сибнефти», началось первое падение добычи. Так вот, по сравнению с этой точкой отсчета, где-то 190 тысяч баррелей в сутки мы потеряли от «Самаранефтегаза» и «Томскнефти». В годовом выражении это фактически 10 миллионов тонн. То есть, если бы хотя бы этот уровень добычи оставался на уровне сентября 2004-го года, даже без роста (что тоже, является допущением таким серьезным, потому что по-хорошему, как минимуму, в «Томскнефти» добыча должна была серьезно расти), то добыча нефти составила бы в России в 2006-ом году 490 миллионов тонн, вместо 48 И если так же прибавить к этому 2005-ый, то можно было бы увидеть, что, скажем, в прошлом году темпы роста добычи составили бы 4,8 прцентажа вместо 2,4, и в этом году 4,2 вместо 2,2.

 

В общем, когда мы подходили к ситуации явного замедления темпов роста добычи, в 2003 году, было достаточное количество аналитиков и прогнозистов (тогда так же не было понятно, что ситуация с переделом собственности будет приобретать такие жесткие формы), которые прогнозировали, что в течение так же ряда лет (скажем, 4-5 пяти лет, может быть, более длительного периода) российская нефтянка может показывать темпы роста где-то около 4-5 процентов в год, ну, где-то, скажем, как минимум, до 2010-го года. И, в общем-то, сейчас похоже на то, что действительно эти прогнозы были справедливыми, особенно, с учетом того, что далеко не на всех нефтедобывающих предприятиях использовались те методы интенсификации добычи, которые начали активно применяться лучшими, передовыми компаниями. И видно, что мы могли бы продолжить расти достаточно высокими темпами. Не 8,5 процентов, конечно, как это было в среднем с 2000 по 2004 год, но, тем не менее, с темпами роста 4-5 процентов в год.

 

И видно, что то, что мы свалились – это вовсе не естественное истощение нефтяного сектора, а это вполне рукотворное явление, которое вызвано серьезными финансовыми проблемами, прежде всего, в дочерних компаниях ЮКОСа.

 

Вот, собственно говоря, как выглядит картинка структурного передела собственности в нефтяном секторе, переложенная на доли различных частных и государственных компаний в общем объеме нефтедобычи. В качестве серой зоны здесь выделены компании, которые в какой-то степени могут в ближайшее время стать объектами поглощения со стороны государственных корпораций. Если это произойдет, то это значит, что, на самом деле, уже в ближайшее время государственный сектор будет доминировать в нефтедобыче. А в таком случае вопрос о том, что будет происходить с темпами роста нефтедобычи в будущем – это большой вопрос, поскольку, во-первых, на примере некоторых случаев, конкретно «Сибнефти», и других дочерних предприятий Роснефти, кроме «Юганскнефтегаза» (например, «Пурнефтегаза»), видно, что вообще в государственных корпорациях существует достаточно четкая тенденция отсутствия внимания к развитию этих компаний, наращиванию темпов нефтедобычи. есть другая тенденция – к наращиванию способов извлечения ренты через различного рода другие механизмы (прежде всего, манипулирование с экспортными квотами, что, например, для «Роснефти» особенно характерно), существует тенденция отвлечения ресурсов на другие цели, кроме капитальных вложений производственного назначения в нефтедобыче. Ну, например, покупка других компаний вместо производственных инвестиций.

 

Это означает, что вот такая ситуация государственного доминирования содержит в себе большие риски для будущего развития. Это значит, что есть все шансы, что средств в развитие добычи достаточно вкладываться не будет, а будут они вкладываться в увеличение рыночной власти, т.е. в покупку новых компаний. Ну и, кстати говоря – не знаю, напрямую это связано с этим или нет – но в России открыто зазвучали голоса из уст весьма высокопоставленных чиновников (в частности, об этом в начале года говорил Президент), что, вообще-то, не слишком ли быстро мы бежим, не слишком ли быстро мы растем, и вообще зачем нам дальше наращивать добычу? Может быть, нам снизить ее надо? Я чувствую, что это не только связано с тем, что есть ощущение того, что мировые цены на нефть в ближайшем будущем могут начать падать, и нужно как-то перестраиваться на стандартную ОПЕКовскую тактику сокращения добычи для влияния на рынок. Я думаю, что за этим стоит еще… Поскольку, в общем, в закрытом режиме эти слова звучали не первый раз – я помню, первый раз я услышал вот такую фразу о том, что надо ли нам наращивать дальше добычу в открытую, мне передали слова [высокопоставленного чиновника администрации Президента – фамилия опущена – прим. ред.], которые он сказал в ноябре 2005-го года. На самом деле, это весьма удобное такое публичное объяснение, вот такое извинение за собственное поведение в нефтяном секторе: «ну и что, что мы недостаточно инвестируем и из-за этого недостаточно растем или даже падаем; у нас якобы есть «объективные первопричины» для того, чтобы добычу не наращивать и даже, может быть, сокращать. Поэтому давайте займемся скупкой активов и, в общем, на этот фактор внимания обращать не будем.

 

Что касается дальнейших поглощений, то, вы знаете, я не хотел бы спекулировать на эту тему; все эти сюжеты возможные вы знаете: и ситуацию про ТНК-ВР, возможную покупку доли там «Газпромом»; и ситуацию с «Сургутнефтегазом», который явно предназначен для слияния с какой-то из важнейших государственных корпораций, и вопрос только в том, когда это произойдет и с какой из корпораций в какой форме «Сургутнефтегаз» будет сливаться, ну и ясно, что банкротство ЮКОСа, видимо, закончится поглощением со стороны той или иной государственной корпорации. Не должен говорить о том, как и когда все это будет происходить. Важно, что все эти события весьма вероятны, и, скорее всего, приведут именно к той картине уже окончательного государственного доминирования в нефтяном секторе, которая была на предыдущем слайде, что означает, что, по сути, из частных компаний останется только у нас Лукойл.

 

Ну и еще один сюжет в нефтяном секторе, о котором я хотел поговорить, и который является достаточно важным. Это работа иностранных инвесторов, иностранных компаний, которые занимают на нашем нефтяном рынке очень небольшую долю, потому что они, по сути, не были, ну, давайте скажем так, не участвовали в приватизации крупных нефтяных компаний в середине 1990-х годов, и были допущены к работе только с отдельными месторождениями. Там отдельный вопрос: они не хотели участвовать в этой приватизации или их не пустили – это тоже вопрос для интересной дискуссии. Но, тем не менее, вот мы видим, что на данный момент те предприятия, куда иностранцы начали инвестировать в 1990-е годы, и, прежде всего, во второй половине 1990-х годов, – на данный момент эти новые проекты, которые они, практически, начали развивать с нуля, как правило, это были не обустроенные месторождения, а часто – в довольно сложных регионах, таких как, например, на Сахалине, – эти месторождения начали показывать хорошие результаты, давать рост. Но, конечно, здесь цифры роста чересчур впечатляющие, связанные, прежде всего, с тем, что на Салыме и на Сахалине-1 месторождения только были недавно введены в промышленную эксплуатацию, поэтому такой бурный рост неудивителен. Но, тем не менее, это важно. И важно понимать, что, вообще говоря, вот как раз эти компании, несколько не весьма больших компаний, которые контролируются иностранными инвесторами, хотя они не дают абсолютно таких больших цифр в общем весе российской нефтедобычи, это всего 6 млн. тонн в целом, но эти 6 в прошлом году выросли из 3-х в 2005-м. Т.е. по сути дела из 10 млн. тонн прироста нефтедобычи, которые мы получили в прошлом году, 3 млн. нам дали предприятия, контролируемые иностранными инвесторами.

 

Это вообще такая ироничная вещь на фоне той кампании, которая в России развязана против иностранных инвесторов – когда перед ними закрывают двери, все соглашения с ними объявляют невыгодными, обвиняют их в разных грехах – хищнической эксплуатации наших ресурсов и т.д.… В то же время, они делают вот эту «грязную» работу, разрабатывая новые, не обустроенные месторождения в сложных регионах, и вносят вклад в рост, который все-таки так же в каких-то темпах сохраняется в нашем нефтяном секторе. Если бы, вообще говоря, не вот этот мал золотник, который на самом деле дорог, то мы бы получили чуть более полутора процентов роста всего в прошлом году, вместо 2, И этот момент, безусловно, надо учитывать.

 

Самое неприятное, что вот та кампания, которая в России развязана против иностранных инвесторов, она гораздо хуже сказывается на долгосрочных перспективах развития нефтегазового сектора. Ну вот, скажем, весьма модно у нас говорить о том, что сахалинские соглашения (первый и второй проекты) крайне невыгодны для России. Я придерживаюсь несколько иной точки зрения, хотя я, действительно, считаю их не весьма выгодными, но вот такую политизированную шумиху вокруг этого тоже считаю излишней. Это отдельная тема. Но, мне кажется, важно посмотреть на другое. Что во второй половине 1990-х годов другие сахалинские проекты – Сахалин-3 и т.п. – были отданы в разработку российским государственным нефтегазовым компаниям, а именно, «Роснефти» и «Газпрому». И что-то я не наблюдаю там серьезного какого-то развития, кроме некоторых, в общем-то, фрагментарных геологоразведочных работ.

 

Т.е. первые два сахалинских проекта уже дают живую нефть. Скоро начнут давать живой газ, который будет приносить доходы, что, безусловно, вызывает возбуждение у некоторых наших корпораций, которые, в общем, предпринимают по этому поводу соответствующие действия. Но в других проектах, которые контролируются российскими государственными корпорациями на Сахалине, жизни нет.

 

И хотя там, конечно, есть некоторый временной лаг, но давайте посмотрим правде в глаза. В общем-то, эти сложные сахалинские проекты (первый и второй), где работают иностранцы, все-таки реализуются, довольно, на самом деле, успешно. В остальных сахалинских проектах (да простят меня их операторы!), на мой взгляд, ситуацию можно охарактеризовать, как вообще отсутствие какого бы то ни было движения вперед.

 

А что касается Штокмана, например, ситуация более чем иллюстративна. Безусловно, решение о том, что иностранцы не будут участвовать в качестве акционеров в разработке Штокмановского проекта – это не решение о том, что Штокман будет разрабатываться собственными силами, это решение о заморозке разработки Штокмановского месторождения. Никаких иллюзий здесь быть не должно. Мы можем потом об этом подробнее поговорить.

 

А что касается Ковыктинского газового месторождения… Ну вот сейчас пошла на данный момент информация, что Росприроднадзор, вняв словам Президента о том, что на Сахалине теперь, после вхождения «Газпрома», все экологические проблемы решены, он переключился с претензиями на Ковыкту. Что может означать выдавливание ТНК-ВР с Ковыкты? Это, по сути дела, замораживание разработки этого месторождения. Потому что ясно, что, несмотря на все фантазии о том, что ковыктинский проект может успешно функционировать, если он будет заниматься только, там, газификацией Иркутской области и других регионов Дальнего Востока и Восточной Сибири, ну, конечно, это все несерьезно. Конечно, ему нужен китайский рынок. Это единственный крупный рынок в регионе, который может дать достаточный объемный сбыт газа для такого крупного месторождения.

 

И, вы знаете, вот я помню, так же я, когда работал в Минэнерго, отказывался визировать проект распоряжения о назначении «Газпрома» координатором реализации «восточных» газовых проектов и переговоров с Китаем. Это распоряжение вышло 16 июля 2002 года. Т.е. четыре с половиной года назад. Что-то я не увидел каких-то особенных прорывных успехов в переговорах «Газпрома» с китайской стороной.

 

Например, в марте было подписано соглашение об алтайском газопроводе. Обещали до конца года согласовать цены. Цен до сих пор нет. Я могу объяснить, почему их нет. Это, в общем, понятно. У Китая, безусловно, нет такого спроса на импортный газ; он не зависит серьезно от импорта газа. Ему нужды только некоторые небольшие маржинальные объемы. Особенно, нет такой серьезной потребности в газе в северных регионах. То есть, если и есть нужда в импорте, то, в основном, LNG на юго-востоке. Конечно же, они не будут весьма сговорчивыми в переговорах о ценах. Ну не нужен им российский газ дороже шестидесяти долларов. Вот не нужен – и всё!

 

И здесь вопрос, как бы, в том, что вот у компании «Газпром» уже был шанс попробовать себя в качестве переговорщика с Китаем. Понятно, что это ключевой вопрос для Ковыкты. И понятно, что если выдавят оттуда ТНК ВР, и войдет туда «Газпром», то вот история недавняя просто не позволяет надеяться, что там что-то серьезное и позитивное произойдет.

 

Ну, а громко разрекламированное несколько лет назад партнерство, когда наши власти и государственные корпорации сказали: Вот заходите в качестве минаритарных акционеров к нам в месторождения, и давайте вместе их разрабатывать – вот была идея по Южно-Русскому, была идея по неокомским залежам Заполярного месторождения – ну вот прошло уже года два. И ничего, никакого движения в этом отношении тоже не видно. ясно, почему. Потому что иностранных акционеров видят такими донорами миноритарными, которые реально не участвуют в управлении компаниями. Но понятно, что даже, если инвестор приходит, там, с 30-процентным пакетом, понятно, что, на самом деле, он рассчитывает на реальное участие в управлении, пусть в миноритарной роли. К сожалению, это не то, что у наши государственные корпорации готовы давать. Значит, в общем, это ведет к ситуации, когда все эти партнерства пока реально не заработали. И не видно, чтобы они начали работать в будущем.

 

В итоге, всё это свидетельствует о том, что в исчерпанием нашей brownfield эры, когда использование потенциала наших уже действующих нефтяных и газовых месторождений явно в ближайшей перспективе подойдет к окончанию, видно, что пока у нас нет решения для того, как нам двигаться в greenfield эру, в поддержание нашего добычного потенциала в нефти и газе за счет разработки новых, пока что не обустроенных и достаточно сложных регионов добычи, освоения Тимано-Печоры, Ямала, Штокмана, шельфа, Восточной Сибири и так далее.

 

Ну, безусловно, естественным решением было бы попросить помощи у международных нефтегазовых корпораций, которые обладают лучшей экспертизой не только в области инженерных технологий, но в области технологий управления такого рода проектами, в том числе, финансовых решений, которые там могут требоваться достаточно сложные. Если бы хотели разрабатывать такие, пожалуй, самые сложные залежи, которые у нас есть, наверное, самые сложные в мире… Наш арктический шельф, например, полуостров Ямал – я вот могу, если хотите, поделиться с вами… У меня есть записка «Стройтрансгаза» от лета 2005 года, где – просто цитирую – написано, что имеющиеся в настоящее время инженерно-технические решения, не обеспечивают возможности для освоения ямальских газовых месторождений и транспортировки газа в единую систему газоснабжения. Ну, просто потому, что там весьма сложная структура местности, и там трудно прокладывать трубопроводы, и невозможно обеспечить их устойчивость.

 

То есть, по сути дела, здесь нужна лучшая в мире экспертиза. И, конечно, гнать отсюда иностранных инвесторов – это просто, как минимум, неумно. Тем более, что мы видим уже на примере, пусть и небольших по масштабам проектов, но, тем не менее, успешных, мы видим, как эффективно они могут здесь работать.

 

Что касается Сахалина-2, мне не весьма хотелось бы политизировать этот разговор, но, безусловно, без этого здесь не обойтись. Использование экологического регулятора как «дубинки» для отъема собственности просто тотально дискредитировало всю нашу систему регулирования деятельности нефтегазового сектора. По сути дела, никаких, в общем-то, серьезных отношений с такой регуляторной системой выстроить никак нельзя. И так же одним весьма важным моментом является то, что вот… Я помню статью Кости Сонина в сентябре в Ведомостях, где он говорил, что правильно нападают на Сахалин-2, потому что СПР невыгодное. Слушайте, ну никто же и не требовал пересматривать соглашение. И оно так и не пересмотрено. Вопрос ниразу не ставился о его пересмотре. Вопрос ставился о том, чтобы поменять там выгодоприобретателя: вместо иностранных инвесторов поставить «Газпром». Причем, те, кто надеется, что он из-за этого поделится с государством теми выгодами, которые получит по этому СРП, – эта надежда, в общем-то, достаточно наивная. Безусловно, он этого делать не будет, потому что мы уже говорили с вами много раз о том, насколько меньше «Газпром» платит государству налогов, чем, например, частные нефтегазовые компании. Вот здесь у нас была летом презентация Билла Томпсона [старший экономист OECD – прим. ред.], где он представлял свою бумагу о развитии институциональных факторов в нефтяной отрасли и во всем СНГ, включая такие страны, например, как Казахстан и Азербайджан. И там один из выводов его был, что когда цены на нефть стали такими высокими, как сейчас, весьма многие правительства, в том числе, и казахстанское, например, стали требовать пересмотра ранее заключенных соглашений от инвесторов. Но они, хотя бы, прямо говорили, что они хотели. Они говорили, что мы это соглашение считаем больше невыгодным, давайте его пересмотрим. Инвесторы были недовольны. Но, тем не менее, там шел некоторый цикл, который приводил, в итоге, собственно, к решению главной проблемы – пересмотру условий соглашения.

 

А что касается нашей ситуации, то, несмотря на публичный «белый шум» вокруг невыгодности СРП, никто никогда не трогал СРП, а смету затрат блестяще утвердили в конце 2006 года. Несмотря на громогласные заявления от самого высокого ранга чиновников о том, что мы ниразу этого делать не будем, это невыгодно; вы, там, нам засунули сумасшедшие затраты… Ничего. Всё взяли и утвердили.

 

И, в общем-то, в итоге, как оно было, как его называют кабальное колониальное соглашение (хотя я считаю, что это не так), оно такое и осталось. И единственное, что власти в этой ситуации сделали – это несимметрично использовали регуляторную «дубинку», в данном случае, природоохранную, чего ни в коем случае крайне не желательно было делать. Это просто дискредитировало нашу регуляторную систему.

 

Действительно, после этой истории рассчитывать на крупные прямые иностранные инвестиции в новые проекты в объеме больше миллиарда долларов, по сути дела, весьма сложно. Я говорю не об инвестициях в акции компаний, которые, возможно, будут размещаться на бирже, и так далее. А я как раз говорю об инвестициях, непосредственно прямых инвестициях производственного характера, в новые крупные проекты; входить в качестве акционеров в России в проекты с долями, которые стоят больше миллиарда, – я думаю, что вряд ли мы это в ближайшее время увидим.

 

Вот просто цитата вот на этом слайде… (Может быть, это самый важный слайд вообще во всей презентации). Действительно, мне сказал один крупный менеджер одной крупной международной нефтегазовой компании после всей этой истории, когда мы обсуждали вот уже вхождение «Газпрома» в Сахалин-2, после того, как оно состоялось. Вот он произнес такую печальную для нас фразу, что контрактные обязательства государства в России больше ничего не значат.

 

Эта фраза – крайне обидная, во-первых. А, во-вторых, я думаю, что не мне рассказывать вам, какие у нее будут институциональные последствия. То есть, кампания против иностранных инвесторов сработала. Теперь надо сделать весьма много, чтобы они вообще всерьез задумались о том, чтобы приходить в Россию с большими деньгами; с проектами стоимостью в 2, 3 ,4, 5 и больше миллиардов долларов. А наши новые greenfield проекты, особенно, на шельфе, они как раз именно такие по масштабам.

 

Но было в нефтяном секторе и нечто более приятное. Например, развитие ситуации с «Юганскнефтегазом». Вот там, если помните, непосредственно после приобретения его «Роснефтью», был некоторый провал по добыче, который вот тоже многие начали интерпретировать, как то, что сменился хозяин, и всё стало плохо. Но, на самом деле, вот как раз «Роснефть» – это пример более умного поведения в этой ситуации. Потому что, как минимум, там действительно есть фактор более профессионального менеджмента. В результате половину из прироста добычи, который был в прошлом году, дал нам «Юганскнефтегаз» – 4,5 миллиона тонн из чуть более десяти. И, на самом деле, действительно, я считаю, что, хотя… Ну, боюсь, что многим известно мое отношение к «Роснефти», как к явлению. Но я считаю, действительно, это успехом. И это как раз, скорее, исключение из общей практики, когда активы, попадающие под контроль государства, начинают достаточно беспощадно эксплуатироваться в иных целях, и не развиваются, что мы можем видеть на примере «Сибнефти».

 

С «Юганскнефтегазом» это действительно было не так. Хотя там не так уж здорово развиваются при этом другие активы. Например, если посмотреть на ситуацию с базовыми добывающими предприятиями «Роснефти» – например, «Пурнефтегаз», то там, по предварительной оценке (там нет конечных данных еще), падение добычи в прошлом году было больше четырех процентов. Хотя при этом, заметьте, «Пурнефтегаз» ниразу не рос. То есть, он был довольно плоским по динамике добычи, начиная с 2000-го года, когда вся нефтянка роста. «Пурнефтегаз» – это хорошее достаточно предприятие, с хорошим потенциалом как минимум для того, чтобы стабилизировать там добычу и обеспечить некоторые темпы прироста. Т.е. ясно, что менеджмент «Роснефти» сосредоточился, в основном, на «Юганскнефтегазе». Понятно, почему. Потому что, в отличие от «Пурнефтегаза», там предыдущими владельцами была создана весьма эффективная система управления, которая, прежде всего, была нацелена на интенсификацию нефтедобычи с применением самых современных методов повышения нефтеотдачи пластов. И вот первое, что правильно сделала Роснефть после того, как установила контроль над «Юганскнефтегазом», она два года назад возобновила работу с компанией Schlumberger, одной из лучших мировых сервисных компаний, которая во второй половине 1990-х по инициативе Михаила Ходорковского привезла в Россию лучшие мировые технологии повышения нефтеотдачи пластов, производительности скважин, интенсификации добычи нефти. В октябре 2004 года из-за возникших в ЮКОСе финансовых трудностей Schlumberger объявила о том, что она перестает работать с ЮКОСом, но потом «Юганскнефтегаз» поглотила «Роснефть», и они вернулись. И вот в конце декабря у «Роснефти» обновился интернет-сайт; вот вам некоторые цитаты, которые рассказывают, как интенсифицировалась добыча в «Юганскнефтегазе». Она интенсифицировалась с использованием и развитием применения тех технологий, которые нарабатывались в «Юганскнефтегазе» в то время, когда хозяином компании были ЮКОС и Михаил Ходорковский.

 

И это было правильное решение, потому что, действительно, при помощи вот таких технологий и при помощи Schlumberger, «Юганскнефтегаз» превратили в одно из передовых предприятий отрасли. И, в общем-то, хорошо, что «Роснефть» в этом признается, потому что некоторые из наших политологов-кремлинологов в последние годы весьма часто писали всякие такие заметки и давали интервью, где говорили, что ЮКОС и «Сибнефть», использующие гидроразрыв пласта, хищнически эксплуатируют пласты, что это якобы «хищнический», «колониальный» метод добычи нефти. А после того, как состоялся аукцион так называемый по «Юганскнефтегазу», Президент Путин, например, отвечая на вопросы журналистов, в конце декабря 2004 года, сказал, что да, у нас есть такие компании, которые предпочитают вершки забрать, а корешки оставить. Явно, в общем, понятно, что он имел в виду. А потом гидроразрыв начинает массово использовать «Роснефть», и оказывается, что вовсе он никакой не «колониальный» и не «хищнический» метод, а совсем даже передовой. Я не знаю, может быть, люди, которые вешали вот эту информацию на сайт «Роснефти», они просто про всю эту политическую игру не имеют представления и, действительно, честно и профессионально рассказывают о технологических аспектах вопроса. Они поступают честно, в этом случае их можно только поддержать. Но, на самом деле, причина роста в «Юганскнефтегазе» именно такая.

 

И весьма хорошо, что «Роснефть», будучи исключением среди госкомманий, действительно принесла нам такие позитивные результаты. По сути дела, именно благодаря «Юганскнефтегазу» и именно благодаря сотрудничеству с Schlumberger, прежде всего, на таких месторождениях, как Приобское, мы действительно обязаны тому, что у нас темпы роста в нефтедобыче хоть и упали, но все-таки так же достаточно приличные.

 

Что касается газа, то здесь вот эта ситуация контраста м. «красными» и «зелеными» столбиками на графике продолжалась всё время нашего посткризисного восстановления. ясно, что создание сектора независимых производителей газа было крайне успешным проектом. Собственно, напомню, хотя у нас приватизация в газе происходила путем отдачи всего имущества в одну корзину, то есть, в «Газпром», но г-н Вяхирев в 1990-е годы поняв, что он сам всё разработать не сможет, отдавал некоторые месторождения разными, не весьма понятными способами (что называлось, в общем, выводом активов) другим инвесторам, которые, на самом деле, не имея доступа к экспортному рынку, и только на свои деньги, сумели эти месторождения с нуля разработать, и показывали весьма неплохие темпы роста весь этот период, в отличие от «Газпрома», который, к сожалению, роста вообще не демонстрирует. И есть ощущение, что в 2007-м, если не будет новых поглощений независимых производителей газа, с включением их в баланс «Газпрома», добыча в «Газпроме» в этом году должна упасть и, возможно, даже ощутимо. Может быть, даже на один-два прцентажа и даже больше.

 

Что касается независимых производителей газа, то они показали просто фантастические результаты по наращиванию добычи газа в последние годы, превысив уровень добычи в 100 млрд. кубометров. Это результат, которого, на самом деле, даже мы не ожидали. Я просто напомню некоторую историю дискуссий о газовом рынке, когда так же можно было их вести, когда Президент еще не запретил реформу «Газпрома». Вот, на самом деле, видно, что вот принято считать независимых производителей газа таким «карликовым» сектором… Вы знаете, я даже вот услышал от одного из чиновников, работающего в одном из федеральных ведомств, буквально, на днях такой комментарий, что слушай, вот от нескольких министров слышал такую фразу независимые производители газа. А это кто? Это же микроскопический сектор, который, в общем, никакой роли не играет.

 

Ну вот, действительно, все привыкли к тому, что у нас газовая отрасль – это только «Газпром». Но, простите, если посмотреть на реальную картинку, независимые производители газа – это вовсе не микроскопический сектор. Это, примерно, две Туркмении по объему добычи газа. Если просто так анализировать по странам, то российские независимые производители потянут на целую крупную страну, то есть, существенно больше, чем Норвегия. И, в общем-то, это означает, что к этому сектору надо относиться внимательнее.

 

Вот мы, собственно, и призывали это делать, когда 4 года назад разрабатывали концепцию реформы газового рынка. Я даже не стал себя тут вставлять, я просто решил Андрея Шаронова процитировать, который как раз говорил в интервью 4 года назад о том, что вот как раз независимые производители и могут в течение ближайшего десятилетия, когда ясно, что будут проблемы у «Газпрома» с падающей добычей, могут ее падение компенсировать. Ну а вот интервью, которое 4 года назад дал один из главных стратегов «Газпрома». Он уже на пенсии сейчас, но все-таки он долгое время был директором главного газового стратегического института ВНИИГАЗ. И, ну уж простите меня за резкость, но вот когда ошибаются так на 14 лет в прогнозе про независимых производителей газа, в общем-то, это даже для студента-первокурсника Губкинского института не весьма простительно, но это в значительной степени говорит о том, что, конечно, качество стратегического планирования в «Газпроме» оставляло и оставляет желать лучшего. И, в общем, возвращаюсь к спору четырехлетней давности о том, как реформировать газовый рынок: явно, что наша, собственно, стратегия, которую предлагали реформаторы, явно она была правильная, явно подтверждается жизнью, и явно системно ошибался «Газпром», который написал письмо Президенту, что реформировать ничего не надо.

 

Но, к сожалению, поглощения продолжаются и, по сути дела, я вынужден сделать такой мрачный вывод о том, что мы вообще можем оказаться в ближайшее время в ситуации, когда у нас исчезнет сектор независимых производителей газа, потому что они остались крупные, но их осталось немного. Уже, по сути дела, ясно, что «Лукойл» сделал ставку на продажу всего добываемого газа на своих месторождениях «Газпрому». По сути дела, можно ожидать такого же решения по газу «Роснефти». Есть ощущение, что покупкой 20 процентов акций «Новатэка» дело не ограничится. Там ситуация нависла и над компанией Роспан Интернэшнл, которая принадлежит ТНК-ВР сейчас, и была масса разговоров о том, что ее тоже может купить «Газпром». Т.е., по сути дела, сектор этот исчезнет, а вот что будет с поглощенными компаниями дальше – это как бы вопрос, который заставляет нас возвращаться к вот этой ситуации развилки м. моделью действий в отношении «Юганскнефтегаза» и всего остального, что попадает под контроль государства: «Сибнефти» и так далее.

 

Что касается государственной политики в газовом секторе, то вот впервые, действительно, была принята программа весьма жесткого повышения цен на газ, до уровня более, чем 100 долларов за 1000 куб. м уже в 2010-м году. Хотя у нас есть сомнения большие, что вот эта программа будет выдержана, потому что основную тяжесть повышения придется выдержать новому Президенту: «новому новому» или «новому старому» – это в данном случае неважно, важно, что сразу после выборов надо будет резко повышать цены на газ. Но вот, наблюдая нашу недавнюю политическую историю, у меня есть большие сомнения в том, что эта шкала не будет пересмотрена, тем более, что, по сути дела, она толком нигде не зафиксирована, кроме как в презентации Христенко и правительственном протоколе. То есть, каких-то вот жестких обязательств нет, скорее моральные.

 

Но, с другой стороны, есть факторы, которые подталкивают просто к повышению цен. Причем, на мой взгляд, у меня есть ощущение, что делается это, во многом, специально, т.е., «Газпром» ведет себя достаточно щедро по отношению к тем, у кого он покупает газ, будь то «Лукойл», Туркменистан или Казахстан, обсуждая достаточно высокий уровень цен и, по сути, создавая (вот я вернусь на слайд назад), создавая некоторое объективное давление в сторону увеличения внутрироссийских цен. Но, с другой стороны, действительно, объективно, газ из альтернативных источников дорожает. Значит, нам действительно придется в ближайшее время думать о более серьезном их повышении на внутреннем рынке, хотя, к сожалению, это даст весьма ограниченный эффект; возможно, даст некоторый эффект на потребительское поведение и включение механизмов энергосбережения, но точно не даст инвестиционного эффекта, потому что ситуация с отвлечением инвестиций в создание «глобальной энергетической компании» и покупку каких-то активов на стороне, она, скорее всего, продолжится.

 

Вот «Газпром» вчера, по-моему, или позавчера опубликовал на сайте решение о структуре новой утвержденной инвестиционной программы на 2007 год. И явно видно, что развитие новых регионов добычи там не является приоритетом. Опять, на Северо-Европейский газопровод тратим больше, чем на весь Ямал. В итоге, в общем, не факт, что даже повышение цен на внутреннем рынке будет в условиях монополии стимулировать инвестиции в добычу; скорее, будет стимулировать лоббирование дальнейшего повышения цен до более высоких уровней. Причем, вы знаете, у меня такое складывается ощущение, что «Газпром» хочет быстро воспользоваться вот этой ситуацией психологического давления высоких европейских цен на умы людей, принимающих решения, и на общество, и добиться весьма быстрого повышения цен на внутреннем рынке и для стран бывшего Советского Союза для того, чтобы захеджировать риски возможного падения цен на газ в Западной Европе, скажем, к уровню ну, если не 99-го года, когда на границе Германии газ стоил 65 долларов, и в Украину мы продавали дороже, чем в Германию, но хотя бы, скажем, к среднему уровню 1992-2005-го годов, то есть, где-то, примерно, ста двадцати долларам за тысячу кубометров.

 

Это нечто похожее на поведение наших нефтяников, которые после резкого падения мировых цен на нефть в 1998 году, начали кратное повышение цен на внутреннем рынке для того, чтобы свои упущенные доходы компенсировать.

 

Ну а что касается, например, ситуации с ценами на газ для СНГ, то если внимательно ее анализировать в чисто экономическом ключе, без политики, то видно, что нетто-эффект от этих действий по повышению цен, несмотря на большой шум, весьма низкий. Да, в 2006 году мы кое-что выиграли с Украиной, но в итоге мы спровоцировали повышение цен на туркменский газ, которое свело просто эффект от продажи газа украинцам, практически, к нулю. Более того, есть масса других отрицательных последствий этой всей достаточно плохо исполненной газовой атаки, кроме репутации, - это и спровоцированное удорожание туркменского газа, это, например, уже открытая потеря некоторых рынков, в частности, Азербайджана, который отказался покупать наш газ. Я думаю, что следующая – Грузия. Это немного по объемам, и, наверное, скорее, поможет «Газпрому», потому что высвободит некоторые объемы, но, тем не менее, мы теряем рынки, и в этом надо отдавать себе отчет.

 

А, кроме того, мы так и не нашли устойчивого решения с транзитом. По-прежнему, всё решается телефонными разговорами президентов, а правовой базы, которая обеспечивала бы защищенность нашего транзита по территории Украины и Белоруссии, нет. И в всё, что делалось в последнее время на постсоветском пространстве; ни к какому коммерческому эффекту, несмотря на прагматическую риторику, не привело. Методы коммерции достаточно уличные по характеру, и, в итоге, и экономический эффект близок к нулю.

 

Кроме этого, вот то, о чем я говорил – что вроде бы цены привязаны к европейским, но механизмы ценообразования другие, и не понятно, что мы будем делать, если европейские цены на газ упадут до некоторого среднего уровня, который был в течение последних 15-20 лет. Все-таки вот эта ситуация с нынешними европейскими ценами на газ, скорее, ее стоит рассматривать, как некоторую маргинальную, необычную ситуацию, по крайней мере, риски возврата в другую ситуацию существуют, они достаточно высоки.

 

И вот, мне кажется, что, если/когда это произойдет – например, падение цен на газ в Европе – не весьма понятно, что мы будем делать в отношении ценообразования в СНГ. Я думаю, что это нас будет вести к дальнейшим конфликтам. Упадут цены или нет – это, безусловно, вопрос. И вот, наверное, многие видели мою статью в Коммерсанте в конце 2006 года, где я как раз говорил о факторе свободной добывающей мощности в странах ОПЕК. Собственно, уже многие эксперты пишут о том, что сокращение добычи нефти странами ОПЕК – это такие, как я слышал фразу short turn bullish news, but long turn bearish news, потому что, действительно, свободная мощность, которая исчезла с рынка, по сути дела, начиная с первой половины 2003-го года – и после этого цены стали вот такими высокими, как на данный момент – эта свободная мощность… Вот можно увидеть просто прямую корреляцию между ценами и наличием или отсутствием свободной мощности на рынке. Свободная мощность возвращается, она уже 2 с половиной миллиона баррелей составляет. так же один миллион баррелей, и это будет, примерно, 5 процентов мирового спроса. Когда свободная добывающая мощность составляла 5 и больше процентов мирового спроса, цены на нефть ниразу не были выше 30 долларов за баррель Brent.

 

В этой ситуации, особенно, учитывая так же теплую зиму, в общем, как минимум, в краткосрочной перспективе мы можем уже довольно быстро получить существенное снижение цен. По крайней мере, я этому не удивлюсь.

 

Еще одно событие, вернее, два, которые были с полугодичным лагом, это либерализация рынка акций «Газпрома» и IPO «Роснефти». На мой взгляд, это события, абсолютно не стоящие того уровня дискуссии и внимания, которое было к ним проявлено со стороны прессы, ранка и общества, потому что ничего они не изменили. Эти компании управляются точно так же, как и пять лет назад. Никакой прозрачности, никакого внешнего доступа к управлению нет. Больше того, вот сейчас была новость, позавчера, интересная от «Роснефти». Господин О-Брайен, вице-президент по финансам, проводивший IPO, уволен со своего поста. Вместо него взят проверенный товарищ, работавший раньше в оборонном экспортном трейдинге. А господин О-Брайен станет просто советником Богданчикова. Т.е. вот такой полугодичный window dressing с публичностью, прозрачностью и крупным международным финансовым менеджером закончился, всё вернулось на круги своя. Я поэтому и не очень посвящаю много времени этим событиям, потому что они ровно ничего не принесли ни нефтегазовому сектору, ни вот этим компаниям.

 

Несколько слов об электроэнергии. И вот здесь можно подискутировать о том, что было причинами этого, но явно, что мы в прошлом году пошли по такому, более рисковому сценарию, связанному с достаточно резким всплеском прироста спроса на электроэнергию, гораздо выше, чем темпы прироста в предыдущие годы. Будем еще, может быть, говорить о том, что было причиной этого. Самое интересное, что достаточно быстро растет зимний максимум нагрузки. Он прибавил 20 тысяч мегаватт всего за шесть лет. 20 тысяч мегаватт – это мощность двух из шести тепловых оптовых генерирующих компаний. Т.е. если так дальше продолжится, то нам надо будет так же по одной ОГК создавать каждые три года. Пока что вот мы за пятнадцать лет ни одной новой не создали, так что, действительно, ситуация с инвестиционным кризисом в электроэнергетике начинает поджимать. Вот тот объем ограничений, который в начале прошлого года, январь-февраль, мы уже начали испытывать. Конечно, в процентном отношении к нашей общей мощности по стране, 1250 мегаватт – это немного, но, на самом деле, это мощность двух таких городов, как Челябинск. Так что, в общем, эти ограничения уже серьезны, тем более, они были чувствительными в определенных регионах, например, в Москве или в части ограничения экспорта в Финляндию.

 

Начало прошлого года было и знаком достаточно резкого проявления уже реального дефицита внутреннего газа на рынке, который не то что возникнет к 2010-му году, а он уже здесь, он уже существует. И вот объемы ограничения подачи газа электростанциям, которые были в периоды холодных температур в январе-феврале прошлого года.

 

Эта зима 2006-2007 годов… Ну что говорить? Конечно, повезло. Просто вот этот график – это бальзам на душу энергетиков, которые… не знаю, готовились они покидать свои посты этой зимой или нет, но, действительно, ситуация в отрасли крайне серьезная. И г-н Чубайс, перед началом зимнего сезона, объявил про ограничения уже в 16 регионах. Трудно сказать, какой бы был их совокупный объем, но это, действительно, уже весьма серьезная ситуация. Ну уж, конечно, повезло так повезло с теплой зимой, хотя ясно, что проблемы сохраняются, и не только следующей зимой, но даже так же и до конца этой мы можем получить несколько неприятных сюрпризов.

 

Но что самое интересное, вроде как реагируя на эту ситуацию, мы начали наблюдать в этом году такой небывалый ренессанс централизованного инвестиционного планирования, утверждение амбициознейшей инвестиционной программы электроэнергетики, беспрецедентной по объемам с точки зрения предыдущего периода. Ну и видно, что все-таки, в отличие от рынка, который должен реагировать на какие-то объективные сигналы спроса, все-таки централизованное планирование остается централизованным планированием. Оно действует по какой-то своей логике и, в общем, деньги направляет, в основном, не туда, куда нужно. Вместо того, чтобы строить пиковую тепловую генерацию, достаточно маневренную, в европейской части России, где основные дефициты, мы строим крупные ГЭС на Востоке, мы строим сети. Мы строим атомную энергетику, которая… там отдельный вопрос об ее эффективности, но эффект она даст лет через десять.

 

В общем-то, в итоге получается, что на строительство тепловой генерации и того, что реально должно решить проблему дефицита… Ну хорошо, вы не делаете реформу, но вы хотя бы инвестируйте, куда надо. Инвестируют, но вот, к сожалению, не туда, куда надо. Из этого можно так же раз сделать вывод, что централизованное планирование в отрасли просто демонстрирует в очередной раз свою системную неэффективность и неспособность решить те проблемы, которые перед электроэнергетикой стоят.

 

При этом либерализация явно откладывается. Вот это график либерализации рынка электроэнергии, разрешенной новыми правилами оптового рынка, утвержденными Правительством в августе. Ну, примерно, такие же цифры озвучивал Христенко на заседании Правительства 30-го ноября. Речь идет о том, что только к 2010 году половина торговли электроэнергией может быть либерализована, то есть, всё это откладывается. А что касается приватизации генерации, ну, тут приведены некоторые детали по принятым решениям по приватизации, но общий вывод такой, что пока государство весьма осторожно на это идет, продает пока что не весьма большие пакеты акций, не упускает контроль, старается просто снизить долю, до пятидесяти процентов плюс одна, вот как в случае с ОГК-4 или вот с проданными акциями ОГК-5, где вообще так же государство пока владеет 75-процентным пакетом. Поэтому, на самом деле, массового движения в сторону приватизации генерации нету.

 

Ну, и в заключение, несколько сюжетов дополнительных, связанных тоже, кстати говоря, и с вот этой дилеммой между частной и государственной моделями развития. Вот посмотрите, например, на угольный сектор, про который мы немножко все так вроде забыли, но где были проведены достаточно успешные реформы в 90-е годы. Он продолжает успешно развиваться. Мы превысили уровень в 300 млн. тонн годовой добычи. Причем, хотя мы так же в середине 90-х годов были нетто-импортером угля (потребляли больше, чем производили), на данный момент мы вышли на третье место в мире по экспорту и скоро обгоним Индонезию. разговаривая о нашем энергетическом балансе, на самом деле, вот он, рынок, который подсказывает правильное решение – что делать с нашей угольной промышленностью. Наш уголь востребован на мировом рынке, есть все возможности для роста экспорта. Значит, не надо пичкать наши станции этим углем, который создает массу экономических проблем и экологических. Если есть спрос на него на мировом рынке, давайте его экспортировать, а сами развиваться на газе. На мой взгляд, так же просто одно доказательство очевидного решения, в сторону которого рынок естественным образом движется, показывая весьма успешные результаты.

 

Но, к сожалению, нам почему-то рассказывают, что нам надо всё это прекратить, и уголь разворачивать сюда, домой, отводить огромную дополнительную землю под склады и отвалы на угольных станциях, строить угольные станции, что дороже газа, зачем-то насиловать нашу электроэнергетику вот этим делом, хотя угольный сектор, в принципе, нашел свою рыночную нишу в мире и достаточно успешно развивается, я думаю, так же дальше будет успешнее развиваться, потому что возможности у Китая по экспорту будут сокращаться. И не весьма хорошая ситуация тоже в Южной Африке и в Индонезии.

 

Что касается саммита «большой восьмерки», то вот, к сожалению, ни одного серьезного вопроса международной энергетической безопасности так на саммите и не было поднято. В итоге, надежды, связанные с ним, не оправдались. Я не думаю, что имеет смысл много об этом говорить, но, тем не менее, такое знаковое событие.

 

Еще ряд знаковых событий был связан с законодательной деятельностью, которая у нас в Парламенте происходит, и которая серьезно ограничивает условия для инвестирования в наш нефтегазовый сектор. Это и закон об экспорте газа, это и пока что не внесенный, но, тем не менее, варящийся в недрах закон об ограничении деятельности иностранных инвесторов в стратегических отраслях. Ну, и закон о магистральном трубопроводном транспорте, который, я думаю, создаст многозначительные трудности для развития независимых частных нефтегазопроводов в будущем. Конечно же, когда-то его придется серьезно менять, но вот его реанимировали и под конец года приняли во втором чтении.

 

В общем, в итоге, это ситуация, когда, во-первых, наш энергетический сектор явно делится на две части: частную и государственную; и первая растет, а во второй – проблемы, всё это проявилось в гораздо более серьезной мере в 2006 году, чем раньше. ясно, что это наносит конкретный удар, выраженный в цифрах, по конкретным сферам нашей энергетики.

 

Единственное и действительно приятное исключение составляет «Юганскнефтегаз», где, в общем, явно эксплуатируется задел предыдущих собственников, значит те же самые плоды частной инициативы, ну и, безусловно, услуги одной из лучших в мире сервисных компаний. А всё остальное, чего касается руками государство, к сожалению, никаких позитивных результатов не демонстрирует и, скорее всего, в долгосрочной перспективе нам создаст так же более многозначительные трудности.

 

Спасибо.

 

Источник: http://www.milov.info

 



Нормативные документы. Новая страница 1. Предисловие главного редактора. Целевая программа энергосбережен.

На главную  Энергетические ресурсы 





0.0229
 
Яндекс.Метрика